Александр Беляев «Звезда «КЭЦ. Александр Беляев «Звезда «КЭЦ Встреча с чернобородым

Все (кроме считающего, что дирижабль не полетит на Памире) правы. Романтическая любовная история романтическая, а не любовная. Десятилетия пропаганды экологов не прошли даром и теперь предложенная в романе Беляева программа переделки Земли вызывает законное содрогание. Пустыни орошать нельзя, Арктику греть не стоит, мы в лучшем из миров.

Во времена Беляева очевидным было, что для веселия планета мало оборудована и что даже ячмень не каждый год родит. Если бы Беляев смог предсказать судьбу вырубок в тропиках (которым, по аналогии с умеренными широтами, пророчили судьбу житницы мира), то его имя произносилось бы экологами так же, как имя Адама Смита экономистами. А предложи он правдоподобные гипотезы последствий облучения и невесомости на физиологию... Даже не знаю, что было бы, пойди он дальше логики «без тяжести - значит, легко».

Но это заслонило важнейший факт: «Звезда Кэц» - первая в истории фантастика, которая выстроила и заселила производственный объект в пустоте.

1936 год. Гамильтон с Э.Э Смитом пишут про звездные патрули, выходит комикс о Баке Роджерсе - «зап-зап». Да и позже... «Основание» Азимова впечатляет до сих пор (за исключением любовных историй), но есть там хоть один орбитальный завод или дезинфекция перед стартом? Космос всё еще - пустая дорога к Луне, Марсу и галактическим империям с с/х планетами. Чуть что - посадка.

У Беляева же высадка на обратную сторону Луны, первооткрывательская, с раздачей названий каждой кочке и дилетантским составом, как тут правильно заметили, состоялась много позже завоза овец на «Звезду». Но это не ляп. Циолковский, на чьи проекты опирался Беляев, своим умом дошел до ракетных поездов потому, что считал космос не пустотой, а простором для эфирных селений, он мечтал об ожерельях вокруг Солнца, роях, полных машин, приборов, оранжерей и почти их совершенных обитателей... Планеты, в лучшем случае, колыбель. Причем, колыбель обсиканная - проводя дезинфекцию и адаптацию перед стартом «Звезда Кэц» опять опередила западную НФ.

Теперь-то заатмосферное человечество задействовано многими фантастами. Нивен, Симмонс, Буджолд, Суэнвик, Лейбер, Стросс, Кларк, Стерлинг, Гибсон, Бэнкс... Их приспособившиеся к состоянию «свободного падения» мутанты, артисты, астероидные шахтеры, монтажники, робинзоны, бродяги и просто неведомы зверюшки обошлись без философии Циолковского, без тяги Беляева к свободно дышащей коже, свободе движений и яркой зелени.

Без энтузиазма первопроходцев.

Оценка: нет

«Сначала неизбежно идут: мысль, фантазия, сказка. За ними шествует научный расчет, и уже, в конце концов, исполнение венчает мысль». (К.Э.Циолковский)

Александр Беляев – гениальный фантаст, у него нет неинтересных произведений. Вот и научно-фантастический роман, созданный с целью популяризации идей Константина Эдуардовича Циолковского, затянул меня в мир неограниченных человеческих возможностей, в мир стремлений и романтики космоса, в мир постоянного труда, открытий и надежд. «Звезда КЭЦ» - это гимн всемогущим науке и разуму, гимн чудесному миру без войны и разрушений, в котором главенствующая роль принадлежит интеллекту.

В этой книге аккумулировались мечты и чаяния советского человека – совершить первый шаг с освоенной земли, покорить космос, сделать жизнь человека комфортнее. Роман словно подталкивает к изучению физики, астрономии, биологии, истории, зарождает в читателе страсть к познанию и самосовершенствованию, желание учиться и работать во благо будущих открытий…

И прозорлив был Беляев, ведь если подумать, то звезда КЭЦ - это современная орбитальная станция. И космические полеты он описал, и сверхскоростные поезда, и мобильные телефоны. Будущее уже стало настоящим, правда, по лунным кратерам мы пока не гуляля и ничего там не построили, но ведь и Роскосмос в рамках новой Федеральной космической программы на 2016–2025 годы планирует начать освоение Луны и уже проектируется новый сверхтяжелый пилотируемый ракетный комплекс. Так что хочется верить, что скоро все, о чем мечтали Циолковский и Беляев, станет явью. Так и хочется спеть «Марш авиаторов»:

Мы рождены, чтоб сказку сделать былью,

Преодолеть пространство и простор,

Нам разум дал стальные руки-крылья,

А вместо сердца - пламенный мотор…

«Звезда КЭЦ» это душевная книга о любви и науке, уже сильно устаревшая и малофантастичная, но не утратившая своей прелести. Сейчас я восприняла роман не столько как фантастическое произведение, а больше как тропку, возвращающую меня в детство, в период, когда я зачитывалась книгами Беляева и мечтала о невероятных приключениях. Думаю, продвинутому подрастающему поколению «Звезда КЭЦ» будет не очень интересна, но для меня, рожденной в СССР, она всегда останется одним из лучших образцов советской фантастики.

Осторожно! Этот роман заставляет думать!

В качестве иллюстративного материала к роману, советую посмотреть замечательный, снятый на основе идей и мечтаний Циолковского, документально-фантастический (да, да, именно такой) 50-минутный фильм Павла Клушанцева «Дорога к звёздам» (1957). В фильме очень интересно обыгрывается запуск первого спутника, первый полёт человека в космос (за 4 года до Юрия Гагарина) и первый полёт на Луну (за 12 лет до «Аполлона»). А уж по спецэффектам - это самый крутой фильм своего времени!

Оценка: 9

Нет, как ни интересно побывать в небе, на Луне, других планетах, но эту «небесную жизнь» я не променяю на земную...

Человек, смотря на небо, испокон веков задавался вопросом - а что же там такое? Там традиционно обитали боги, там по небесным сферам двигались планеты и Солнце с Луной, там были врата в рай. Потом, по мере постижения человеком тайн природы, боги и ангелы были оттуда изгнаны, а твердь небесная как-то утратила статус таковой. Перед человеком открылась «бездна звезд полна» и человек, естественно, возжелал во что бы то ни стало дотянуться до этих звезд и оставить свои следы на пыльных тропинках далеких планет. Вначале об этом приходилось только мечтать, потому как и летательные аппараты тяжелее воздуха оставались в ту пору большой экзотикой. Затем они из категории экзотики перешли в категорию обыденности, но как-то так получилось, что самолеты оказались плохими помощниками в деле освоения межпланетного пространства. Хорошо, что к тому времени, были уже разработаны принципы реактивного движения, вполне пригодные для передвижения за пределами земной атмосферы. Одним из крупнейших теоретиков освоения космоса, появившихся как раз в ту эпоху стал Константин Эдуардович Циолковский. Его идеи вдохновили целое поколение инженеров и конструкторов, которые, в конечном итоге, и позволили человеку взглянуть на Земной шар со стороны. Но всё это произошло ещё не скоро, а пока на дворе были лишь тридцатые годы и о полетах в космос приходилось только мечтать. Именно тогда и вышел в свет научно-фантастический роман, вобравший в себя многие идеи гениального калужского теоретика, этот роман назывался «Звезда КЭЦ».

Любовь испокон веков была тем чувством, что толкало влюбленного на разного рода чудачества, отчаянные потупки или даже настоящие подвиги. И только лишь благодаря любви простой ленинградский биолог Леонид Артемьев оказался способен бросить всё и в одночасье отправиться вслед за любимой девушкой на поиски некоего Палея. А дело было так: жила-была по соседству с Артемьевым прекрасная девушка Тоня, которая просто очаровала Леонида. Вот только те неумелые попытки молодого человека сблизиться с ней не приносили никакого успеха и она продолжала считать его просто соседом и приятелем. Но однажды, во время «добровольно-принудительной прогулки по Ленинграду», он был остановлен неким бородачом, который попросил его срочно передать Антонине кое-что о Евгении Палее. Но толком незнакомец ничего сказать не успел, так как его окликнули из подъехавшей машины и поторопили, иначе они опоздают. Чернобородый успел лишь крикнуть: «Передайте - Памир, Кэц...» Рассказанное крайне взволновало Тоню, «она даже вскрикнула, услыхав имя Палей». Она обвинила Артемьева в нерешительности и собралась срочно выезжать на Памир в этот самый Кэц, чтобы там найти этого загадочного бородача. Причем не одна - как единственный, кто видел его в лицо, Леонид должен был сопровождать её поездке. Нельзя сказать, что Леня сильно расстроился, напротив, его черезвычайно обрадовала перспектива совершить путешествие с любимой девушкой. Настораживал лишь тот факт, что они неизвестно зачем едут искать этого Палея, а вдруг это её возлюбленный? Как оказалось, опасаться ему следовало совершенно других вещей, потому как спонтанно начатая дорога завела его гораздо дальше Памира...

Этот роман, как и написанный немногим ранее «Прыжок в ничто», популяризуют идеи Циолковского, с которым был хорошо знаком Беляев. Изначально автор планировал назвать его «Вторая луна», но, после смерти Константина Эдуардовича, решил изменить название на «Звезду КЭЦ». Двух великих мечтателей связывала дружба, да и к тому же Беляев был искренне увлечен идеями калужского гения, что и дало повод для написания этой истории до предела насыщенной различными теориями Циолковского. Описания космической станции конечно же совершенно устарели и современный читатель ни в коей мере не воспримет их всерьез. Но для того времени текст Беляева был настоящим откровением - никто до него не смог создать ничего подобного. Сама идея рукотворного обитаемого спутника Земли, который летает по орбите в космическом пространстве, поражала своей грандиозностью. Причем размах был взят весьма широкий - помимо исследовательских лабораторий, обсерваторий и оранжерей на орбите успешно функционируют различные заводы, получающие в качестве сырья астероиды. Такой масштаб деятельности в космосе нам не снился до сих пор и знаменитая МКС нервно курит в стороне. Кэц по Беляеву - это не только форпост человечества в необъятных просторах межпланетного пространства, это в первую очередь научно-исследовательское предприятие, нацеленное на совершенствование народного хозяйства как на Земле, так, в перспективе, и за её пределами. Недаром на Кэц столько внимания уделяется работе с растениями и животными, выведению новых сортов и видов, адаптации живых организмов к невесомости. Видимо объединившиеся народы Земли, под мудрым руководством коммунистической партии, собираются активно распространять самый лучший из всех политических строев по всей Вселенной.

Да-да, теперь на Земле нет отдельных государств - люди всего земного шара объединились и в едином порыве строят новый мир, новое государство трудящихся. Вскоре после прибытия на Кэц Артемьев попадает в станционную библиотеку, где ему предлагают посмотреть несколько коротких фильмов, рассказывающих о тех преобразованиях природы, что в данный момент происходят на нашей планете. Он становится свидетелем работы электростанции, получающей энергию непосредственно из атмосферы, совершает экспедицию на Крайний север, чтобы воочию убедиться в том, что там, благодаря орбитальным зеркалам, в открытом грунте растут кофейные деревья, бананы, апельсины и прочие тропические фрукты. Но более всего меня заинтересовал очерк о расчистке под посевы экваториальных лесов, автор, видимо, даже не догадывается, что это прямой путь к глобальной экологической катастрофе и преподносит это, как одно из величайших достижений человечества, посредством которого с голодом будет покончено навсегда. «Мы создадим мощное «солнце» над Северным полюсом и растопим вековые льды. Прогрев воздух и породив новые воздушные течения, отеплим всё Северное полушарие. Мы превратим ледяную Гренландию в цветущий сад с вечным летом. И, наконец, доберемся до Южного полюса с его неистощимыми природными богатствами. Освободим ото льдов целый материк, который вместит и прокормит миллионы людей. Мы превратим нашу Землю в лучшую из планет...» - и заодно устроим новый Всемирный потоп? Или образовавшиеся излишки воды будут отправлены в космос на орошение марсианских пустыней? Но это всё, по большому счету мелочи, не играющие в сюжете особой роли. А основное внимание в тексте автор сосредоточил на космосе. Именно его покорение людьми и обусловило практически все сюжетные перипетии. Беляев разворачивает перед читателем величественную картину покорения космического пространства человеком: здесь есть и орбитальная станция с лабораториями, заводами и целым космопортом, здесь метеориты вовсю используются как сырье для различных производств, здесь над Землей установлены громадные зеркала, позволяющие «отапливать» районы крайнего севера, а так же Антарктиду, здесь человек уже высадился на Луну и готовит экспедиции к другим планетам Солнечной системы. О полете на Луну хотелось бы рассказать чуть подробнее: описывая лунную экспедицию, Беляев очень органично сочетает научные факты и откровенные фантазии, создавая такой интересный и притягательный образ на нашего спутника, что, читая об этом путешествии, поневоле ловишь себя на том, что начинаешь верить автору. Верить в россыпи драгоценных камней, в громадный каньон на обратной стороне Луны, в лунные мхи и лунную черепаху. Не это ли признак настоящего литературного мастерства?

Итог: автор создал завораживающую картину будущего - светлого, яркого, насыщенного великими делами и научными подвигами. Жаль, что оно так и не наступило. Жаль, что вместо Тюрина и Артемьева свои среды на Луне оставил Армстронг. Роман-мечта. Мечта, что так и не стала явью. Однозначно рекомендую к прочтению. Читайте классиков!

Оценка: 10

Пусть писалось это давно, и пусть многие технические детали выглядят сейчас наивно - дело не в этом. Книга слаба прежде всего сюжетно. По сути это - не художественное произведение, а пропагандистский плакат со всеми вытекающими. Чистая и незамутнённая популяризация советской науки. Для карьеры автора - полезно, для литературы - один перевод бумаги.

Оценка: 3

Обычно «так больше не пишут» говориться с ностальгическим придыханием, людьми, вспоминающими о старом-добром не-важно-чем. Но иногда эту же фразу можно употребить в менее патетическом контексте, добавив на конце «... и не надо». Взять хотя бы нашего сегодняшнего пациента.

Нынче эта книга не читается совершенно. И проблема тут не только, и даже не столько в моральном устаревании произведения, а в том, что в нем отсутствуют даже элементарные приемы построения художественного произведения, например такая штука, как ККД (это контраст-конфликт-драма, ежели что, а не всеми забытая стратегия в реальном времени). Контрастов в мире победившего коммунизмов практически нет, здесь даже пушки используются лишь для того, чтобы лес в джунглях валить. Конфликты возникают лишь из-за каких-то мелочей или с совсем уж больными людьми, перегревшимися на радиоактивном солнышке. Какой-то драмой почти не пахнет, все ровно, гладко, во врагах у нас только внешние факторы да собственная безалаберность, даже романтическая линия здесь какая-то стерильная. Производственная фантастика в своем дистиллированным виде, на которую хоть ты ярлык вешай «Никогда еще освоение космоса не было таким нудным». Увы, но «Звезда КЭЦ» - дитя чисто своей эпохе, и вне ее читать это произведение сложновато, да и попросту скучно.

Оценка: 4

Мне нравится оптимизм Александра Беляева. Пока человечество бодро двигалось навстречу кошмару Второй мировой, он создавал «Звезду КЭЦ» - возможно, свой самый жизнеутверждающий роман. Мне очень хотелось убить в себе скептика, разделив авторский оптимизм. Увы, не получилось.

Абсолютно все персонажи этой книги - счастливые люди, живущие в идеальном мире. На всей Земле победил коммунизм. С войнами покончено. Ещё немного, и наша планета превратится в цветущий сад. Ударными темпами идёт освоение космоса. Среди этого великолепия перемещается биолог Артемьев (формально - главный герой). Интересная тема: кабинетный учёный, вслед за любимой отправившийся в космические дали... Однако Артемьев нужен автору совсем для другого. Через него читатели должны познакомиться с научными идеями К.Э.Циолковского, его глазами увидеть светлое коммунистическое будущее. Характерная деталь. В «дивном новом мире» даже парень с девушкой (близкие друзья) обращаются друг к другу по имени-отчеству. Невольно вспоминается диалог из фильма «Покровские ворота»:

Высокие отношения!

Нормальные. Для духовных людей.

Если вас не смущает бесконфликтность и всё вышеперечисленное не кажется смешным, смело можно браться за чтение «Звезды КЭЦ». В противном случае лучше поискать другой роман Александра Беляева. Например, « Прыжок в ничто «, также посвящённый Циолковскому. Утопических идей там тоже хватает, но при этом и персонажи поярче, и сюжет не в пример увлекательнее.

Оценка: 6

Напрягало несколько моментов.

Первый, когда героя впервые выводят в открытый космос, без тренировки, без обучения. А потом так снисходительно замечают, ну что же вы, батенька, совсем не умеете???

Второй момент, тоже яркий. Полетели на луну. Какие инструменты взяли - не помнят, колесо сломали, вспомнили, что у них есть запасное и пошли поесть. Так спокойно, а как же, долго ведь летели. А ещё ходить и ходить. Попутно сделали пару открытий, назвали все, что попались под руку, нашли мхи или лишайники и полетели назад. Утрирую.

Но впечатление, что автор никогда не делал даже примитивных лабораторных работ, осталось. Даже Плутония не так раздражала примитивизмом описания научных исследований. Там просто много и бессмысленно стреляли. А здесь бессмысленно все.

Объяснения, почему микробов станет не очень много после некоторого переезда по городу перед полетом вообще на грани фантастики.o_O. За руку здороваться нельзя, а по городу в чистой одежде перемещаться - можно. В общем, мойте руки перед едой.

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Приехал такой себе недотепа и вдруг единственный заметил, что с парой человек не все в порядке. До этого никто ничего не замечал.

Ученый один ходить разучился из-за преданности науке, а его журят и отправляют в новую экспедицию, видимо, чтоб загнулся. Но старик оказался боевой, по всей луне побегал, сделал пару открытий и перевоспитался, в общем.

В итоге книги первый же отказ гг поступить так, как хочет девушка, делает его в ее глазах мужчиной. Ну, и побеждает наука.

Все безнадежно устарело. Максимум для девяти-десятилетних. Но им, думаю, будет скучно.

Оценка: нет

Это не просто «фантастика», это фантастика ПЕРВОРОДНАЯ. И суть - не в самом слове «классика» (ну, или двух слов - «классика жанра»), все гораздо глубже и - символичнее. Это как разница между театром и кинематографом. На экране - все ярко, сочно, зримо и максимально правдоподобно. Именно поэтому кино резко, сходу «приватизировало» нишу политпросвета («...из всех искусств для нас важнейшим является кино...»), именно поэтому «автоматический видеоряд» составляет основу нынешней массовой культуры. Напрягаться не надо. Можно лениво прикрыть веки и - вкушать попкорн под визг тормозов и грохот взрывов на этом самом экране.

Театр - требует духовной состредоточенности. Но прелесть его - не в этом, в театре можно с огромным удовольствием внимать - и комедии и водевилю и всяким прочим вольностям. Суть - в ином. В театре ты сам выбираешь грань между реальностью и волшебством, можешь в любой момент отвлечься и оценить реакцию зала на особо удачную реплику или шутку персонажа, можешь открыто поплакать, утирая слезу - или просто сдавленно глубоко вздохнуть, пряча эмоции от соседей по ряду.

Вот и эта книжка - она не «примитивна», как это может показаться на первый взгляд, и Автор - он далеко не наивен. Просто это чтение предполагает соучастие читателя «в волшебном действе восприятия текста», его (читателя) заинтересованность и понимание.

А ностальгия редких «знатоков сути такого чтива» именно в том, уважаемый потенциальный читатель, что лет 50 тому - почти все книжки были ТАКИЕ.

Ты представляешь? - Какой это был КАЙФ?

Оценка: 6

Беляев - писатель высочайшего уровня вне жанров и времени. Презираю точку зрения, утверждающую, что Беляев морально устарел со своими советскими фантазиями. Александр Романович олицетворяет собой взлетающий звездолёт, веру людей в прекрасное будущее, в Родину, в справедливых и отважных людей. Я понимаю, для поколения, выросшего в немые чёрные 90-е эти категории - нечто маргинальное, равно как и диссидентам советского периода... Но сотни миллионов людей времён «Звезды КЭЦ» верили, что «на пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы», в этом смысле «Звезда КЭЦ» - не единственное произведение Беляева, посвящённое торжеству разума народа, науки и техники на службе справедливого общества. Мне довелось ещё пожить в те времена, когда подобное мировоззрение ещё не окончательно погибло, и мне повезло, что в средней школе моими любимыми авторами были Беляев, Верн - великие мечтатели о прекрасном будущем.

Александр Беляев

Звезда КЭЦ

Посвящаю памяти

Константина Эдуардовича Циолковского

1. ВСТРЕЧА С ЧЕРНОБОРОДЫМ

Кто бы мог подумать, что незначительный случай решит мою судьбу.

В то время я был холост и жил в доме научных работников. В один из весенних ленинградских вечеров я сидел у открытого окна и любовался на деревца сквера, покрытые светло-зелёным молодым пушком. Верхние этажи домов пылали палевыми лучами заката, нижние погружались в синие сумерки. Вдали виднелись зеркало Невы и шпиль Адмиралтейства. Было удивительно хорошо, не хватало только музыки. Мой ламповый радиоприёмник испортился. Нежная мелодия, заглушённая стенами, чуть доносилась из соседней квартиры. Я завидовал соседям и в конце концов пришёл к мысли, что Антонина Ивановна, моя соседка, без труда могла бы помочь мне наладить радиоприёмник. Я не был знаком с этой девушкой, но знал, что она работает ассистентом физико-технического института. При встрече на лестнице мы всегда приветливо раскланивались. Это показалось мне вполне достаточным для того, чтобы обратиться к ней за помощью.

Через минуту я звонил у дверей соседей.

Дверь мне открыла Антонина Ивановна. Это была симпатичная девушка лет двадцати пяти. Её большие серые глаза, весёлые и бодрые, глядели чуть-чуть насмешливо и самоуверенно, а вздёрнутый нос придавал лицу задорное выражение. На ней было чёрное суконное платье, очень простое и хорошо облегавшее её фигуру.

Я почему-то неожиданно смутился и очень торопливо и сбивчиво стал объяснять причину своего прихода.

В наше время стыдно не знать радиотехники, - шутливо перебила она меня.

Я биолог, - пробовал оправдаться я.

Но у нас даже школьники знают радиотехнику.

Этот укор она смягчила улыбкой, показав свои ровные зубы, и неловкость растаяла.

Пойдёмте в столовую, я допью чай и пойду лечить ваш приёмник.

Я охотно последовал за ней.

В просторной столовой за круглым столом сидела мать Антонины Ивановны, полная, седая, розоволицая старушка. Она с суховатой любезностью поздоровалась со мной и пригласила выпить чашку чаю.

Я отказался. Антонина Ивановна допила чай, и мы направились ко мне.

С необычайной быстротой она разобрала мой приёмник. Я любовался её ловкими руками с длинными, подвижными пальцами. Говорили мы немного. Она очень скоро поправила аппарат и ушла к себе.

Несколько дней я думал только о ней, хотел зайти снова, но без повода не решался. И вот, стыдно признаться, но я нарочно испортил свой приёмник… И пошёл к ней.

Осмотрев повреждение, она насмешливо взглянула на меня и сказала:

Я не буду чинить ваш приёмник.

Я покраснел как варёный рак.

Но на другой день снова пошёл - доложить, что приёмник мой работает великолепно. И скоро для меня стало жизненной необходимостью видеть Тоню, как я мысленно называл её.

Она дружески относилась ко мне, по её мнению, я, видите ли, был только кабинетный учёный, узкий специалист, радиотехники не знал, характер у меня нерешительный, привычки стариковские - сиднем сидеть в своей лаборатории или в кабинете. При каждой встрече она говорила мне много неприятного и советовала переделать характер.

Моё самолюбие было оскорблено. Я даже решил не ходить к ней, но, конечно, не выдержал. Больше того, незаметно для себя я начал переделывать свой характер: стал чаще гулять, пытался заняться спортом, купил лыжи, велосипед и даже пособия по радиотехнике.

Однажды, совершая добровольно-принудительную прогулку по Ленинграду, я на углу проспекта Двадцать Пятого Октября и улицы Третьего Июля заметил молодого человека с иссиня-чёрной бородой.

Он пристально посмотрел на меня и решительно двинулся в мою сторону.

Простите, вы не Артемьев?

Да, - ответил я.

Вы знакомы с Ниной… Антониной Герасимовой?

Я видел вас однажды с ней. Я хотел передать ей кое-что о Евгении Палее.

В это время к незнакомцу подъехал автомобиль. Шофёр крикнул:

Скорей, скорей! Опаздываем!

Чернобородый вскочил в машину и, уже отъезжая, крикнул мне.

Передайте - Памир, Кэц…

Автомобиль быстро скрылся за углом.

Я вернулся домой в смущении. Кто этот человек? Он знает мою фамилию? Где он видел меня с Тоней или Ниной, как он называл её? Я перебирал в памяти все встречи, всех знакомых… Этот характерный орлиный нос и острая чёрная борода должны были запомниться. Но нет, я никогда не видал его раньше… А этот Палей, о котором он говорил? Кто это?

Я пошёл к Тоне и рассказал о странной встрече. И вдруг эта уравновешенная девушка страшно разволновалась. Она даже вскрикнула, услыхав имя Палей. Она заставила меня повторить всю сцену встречи, а потом гневно набросилась на меня за то, что я не догадался сесть с этим человеком в автомобиль и не расспросил у него обо всём подробно.

Увы, у вас характер тюленя! - заключила она.

Да, - зло ответил я. - Я совсем не похож на героев американских приключенческих фильмов и горжусь этим. Прыгать в машину незнакомого человека… Слуга покорный.

Она задумалась и, не слушая меня, повторяла, как в бреду:

Памир… Кэц… Памир… Кэц.

Потом кинулась к книжным полкам, достала карту Памира и начала искать Кэц.

Но, конечно, никакого Кэца на карте не было.

Кэц… Кэц… Если не город, так что же это: маленький кишлак, аул, учреждение?.. Надо узнать, что такое Кэц! - воскликнула она. - Во что бы то ни стало сегодня же или не позже завтрашнего утра…

Я не узнавал Тоню. Сколько неукротимой энергии было скрыто в этой девушке, которая умела так спокойно, методически работать! И всё это превращение произвело одно магическое слово - Палей. Я не осмелился спросить у неё, кто он, и постарался поскорее уйти к себе.

Не стану скрывать, я не спал эту ночь, мне было очень тоскливо, а на другой день не пошёл к Тоне.

Но поздно вечером она сама явилась ко мне, приветливая и спокойная, как всегда. Сев на стул, она сказала:

Я узнала, что такое Кэц: это новый город на Памире, ещё не нанесённый на карту. Я еду туда завтра, и вы должны ехать со мной. Я этого чернобородого не знаю, вы поможете отыскать его. Ведь это ваша вина, Леонид Васильевич, что вы не узнали фамилию человека, который имеет сведения о Палее.

Я в изумлении вытаращил глаза. Этого ещё недоставало. Бросить свою лабораторию, научную работу и ехать на Памир, чтобы искать какого-то Палея!

Антонина Ивановна, - начал я сухо, - вы, конечно, знаете, что не одно учреждение ждёт окончания моих научных опытов. Сейчас я, например, заканчиваю работу по задержке дозревания фруктов. Опыты эти давно велись в Америке и ведутся у нас. Но практические результаты пока невелики. Вы, вероятно, слыхали, что консервные фабрики на юге, перерабатывающие местные фрукты: абрикосы, мандарины, персики, апельсины, айву - работают с чрезмерной нагрузкой месяц-полтора, а десять-одиннадцать месяцев в году простаивают. И это потому, что фрукты созревают почти одновременно и переработать их сразу невозможно. Поэтому каждый год гибнет чуть ли не девять десятых урожая…

Увеличить число фабрик, которые десять месяцев в году находятся на простое, тоже невыгодно. Вот мне и поручили текущим летом отправиться в Армению, чтобы на месте поставить чрезвычайно важные опыты искусственной задержки созревания фруктов. Понимаете? Фрукты снимаются немного недозревшими и затем дозревают постепенно, партия за партией, по мере того как заводы справляются со своей работой. Таким образом, заводы будут работать круглый год, а…

Я посмотрел на Тоню и запнулся. Она не перебивала меня, она умела слушать, но лицо её всё больше мрачнело. На лбу, меж бровей, легла складка, длинные ресницы были опущены. Когда она подняла на меня глаза, я увидел в них презрение.

Какой учёный-общественник! - сказала она ледяным тоном. - Я тоже еду на Памир по делу, а не как искательница приключений. Мне во что бы то ни стало надо разыскать Палея. Путешествие не продлится долго. И вы ещё успеете попасть в Армению к сбору урожая…

Гром и молния! Не мог же я сказать ей, в какое нелепое положение она меня ставит! Ехать с любимой девушкой на поиски неведомого Палея, быть может, моего соперника! Правда, она сказала, что она не искательница приключений и едет по делу. Какое же дело связывает её с Палеем? Спросить не позволяло самолюбие. Нет, довольно с меня. Любовь мешает работе. Да, да! Раньше я засиживался в лаборатории до позднего вечера, а теперь ухожу, как только пробьёт четыре. Я уже хотел ещё раз отказаться, но Тоня предупредила меня:

Вижу, мне придётся ехать одной, - сказала она поднимаясь. - Это осложняет дело, но, может быть, мне удастся найти чернобородого и без вашей помощи. Прощайте, Артемьев. Желаю вам успешного дозревания.

». Это одно из первых произведений советской фантастики об освоении космоса. Роман посвящён Константину Эдуардовичу Циолковскому , чьи инициалы стали названием орбитальной космической станции.

Звезда КЭЦ

Жанр	Научная фантастика
Автор	Беляев, Александр Романович
Язык оригинала	Русский
Дата написания
Дата первой публикации	1936
Издательство	Вокруг Света

Название

КЭЦ расшифровывается как Константин Эдуардович Циолковский , писатель посвятил эту книгу учёному. В ней описываются путешествия в космос . Общество, которое создало Звезду КЭЦ и ракеты, руководствовалось исследованиями Циолковского. В романе также есть путешествие на Луну , обратная сторона которой рушится и испаряется, и, как оказывается, на Луне есть жизнь в форме зелёных растений.

История

В 1935-1938 годах Беляев с семьёй жил в Ленинграде, на Петроградской стороне. Болезнь его прогрессировала, он долгое время находился в гипсе и практически не вставал с постели. В 1936 году он ездил по путёвке на лечение в Евпаторию . Тем не менее, будучи в таком состоянии, он писал о космосе. Вместе с романом «Прыжок в ничто» «Звезда Кэц» стала одним из первых произведений советской научной фантастики об освоении Космоса (оба посвящены Циолковскому). Роман «Звезда Кэц» популяризирует идеи К. Э. Циолковского, чьим почитателем был Беляев. Впервые был опубликован в журнале «Вокруг света » (1936, № 2-11). Интересно, что название романа часто пишут «Звезда КЭЦ», видимо, помня, что это инициалы Циолковского, что, однако, ошибочно, так как Беляев не только писал «Кэц», но и склонял его: «Ты, кажется, успешно дозрел на Кэце…» (так говорили герои, которые вполне могли склонять для удобства название своей станции).

Сюжет

У молодого биолога Леонида Артемьева, от имени которого ведётся повествование, была очаровательная соседка Антонина Ивановна, которую он про себя ласково называл Тоней. Тоня также была учёным, и он интересовался ею. Однажды Леониду подвернулся повод зайти в гости к Тоне и познакомиться лучше - у Леонида сломался радиоприёмник . Спустя несколько дней после того, как Антонина его исправила, Леонид испортил его нарочно и зашёл второй раз. Осмотрев неисправность, Антонина отказалась ремонтировать. Спустя небольшое время Леонид сам ей сказал, что радиоприёмник работает. С этого времени началось их общение и совместные прогулки по Ленинграду . Когда Леонид гулял один, ему повстречался какой-то чернобородый мужчина. Встречный спросил, знаком ли Леонид с Тоней и попросил передать ей о Палее, а также слова Памир и КЭЦ. Услышав это, Тоня сразу же решает куда-то ехать и предлагает Леониду ехать с ней. После раздумий Леонид соглашается, и они едут в ракете на Памир . Там Леонид и Антонина узнают фамилию чернобородого мужчины - Евгеньев - и то, что он отправился на звезду КЭЦ. Антонина объясняет Леониду, что она и Палей вели научную работу в области электротехники, Палей вёл все записи и неожиданно уехал, не оставив ей ничего. Без этих записей она не может закончить эту работу, и поэтому хочет найти Палея.

На Памире ему открываются новые вещи. Рассказчик узнаёт, что отсюда в космос летят и возвращаются ракеты. Вскоре герои отправляются в космос, на Звезду КЭЦ. Это второй искусственный спутник Земли , на котором живут и изучают космос люди. Спутник, ракеты и многие другие вещи сделаны по проектам Циолковского , и именно по этой причине они носят такое название - инициалы учёного.

Со Звезды КЭЦ Артемьев и ещё несколько человек отправляются на Луну, где они делают удивительные открытия. Они летят на ракетной машине над обратной стороной спутника и обнаруживают огромную трещину. Отсюда они делают вывод, что Луна трескается и гибнет, в результате чего через несколько сотен лет вместо Луны Земля будет иметь кольцо , подобное кольцам Сатурна . Артемьев находит на поверхности Луны признаки жизни. Это зелёные растения (ползающие мхи), которые прилипают к камням и берут их энергию. Он также видит какое-то существо, похожее на камень, которое мало описано в книге. Во время пребывания на Луне Леонид находит кладбище неизвестных животных и неизвестные науке растения; также экспедиция нашла много драгоценных камней.

По возвращении Артемьев переходит работать в зоолабораторию, где он подружился с летающей собакой Джипси. На втором спутнике учёные вырастили огромные фрукты и овощи (размером с человека), используя преображённую солнечную энергию. Также здесь есть животные-гибриды , у которых под действием космических лучей начались мутации . Джипси оказалась чрезвычайно умной собакой, понимающей человеческую речь. Леонид начинает учить Джипси отвечать людям, хотя эти ответы понимает лишь он. В процессе работы Леонид отмечает, что у сотрудника Крамера начинает меняться характер, в частности, бывают резкие перепады настроения и он подозревает остальных людей в чём-то, что известно только ему. Во время одного из своих визитов в лабораторию Крамер выразил желание пообщаться с Зориной наедине, и Леонид оставляет их. Но рядом с ними остаётся Джипси, которая в первый раз отказалась слушаться Леонида и сообщила ему, что будет охранять Зорину. Спустя некоторое время из лаборатории послышался шум и лай Джипси. Вернувшись туда, Леонид увидел, что Крамер душит Зорину. Пока Леонид пытался спасти сотрудницу, Джипси по команде поднял тревогу, нажав нужную кнопку. Прибывшие на место происшествия сотрудники связали Крамера и доставили его к врачу. Выяснилось, что Крамер заболел вследствие продолжительного действия космического излучения.

Прошло 8 месяцев после того, как Леонид покинул Землю. Звезда КЭЦ готовилась к празднованию годовщины её создания. На торжественном докладе директор подвёл итоги звёздного года, назвав истинным героем и завоевателем звёздного пространства Евгения Евгеньева. При первых же словах его доклада Антонина побледнела, ответив Леониду, что это Палей, она его узнала по голосу. После торжественной части состоялся разговор Евгеньева-Палея с Антониной и Леонидом. Он объяснил, что во время женитьбы взял фамилию жены. Антонина назвала Леонида своим женихом. А Палей сказал, что все записи оставались у его сестры, которая живёт рядом с Антониной.

Роман завершается небольшим описанием событий спустя несколько лет. Леонид и Антонина стали мужем и женой, у них сын-школьник. Леонид стал профессором, как и Антонина. И эта книга появилась на свет потому, что Леониду захотелось ещё раз пережить все приключения, связанные с его необычной женитьбой.

Персонажи

Леонид Васильевич Артемьев - биолог, от чьего лица ведётся повествование
Антонина Ивановна Герасимова, Тоня - ассистент на физтехе, соседка Артемьева
Евгений Палей-Евгеньев - товарищ Тони по университету

на Звезде Кэц и соседних станциях:

Крамер - лаборант-биолог
Анна Игнатьевна Мёллер - врач на Звезде Кэц
Эльза Нильсен - библиотекарь на Звезде Кэц
Андрей Павлович Шлыков - биолог
Фёдор Григорьевич Тюрин - астроном в Обсерватории
Борис Михайлович Соколовский - геолог
Пархоменко - директор Звезды Кэц
Андрей Павлович Кистенко - аэролог
Вера Зорина, Фалеев - биологи

Александр Беляев

Звезда КЭЦ

Посвящаю памяти

Константина Эдуардовича Циолковского

1. ВСТРЕЧА С ЧЕРНОБОРОДЫМ

Кто бы мог подумать, что незначительный случай решит мою судьбу.

Через минуту я звонил у дверей соседей.

Я почему-то неожиданно смутился и очень торопливо и сбивчиво стал объяснять причину своего прихода.

В наше время стыдно не знать радиотехники, - шутливо перебила она меня.

Я биолог, - пробовал оправдаться я.

Но у нас даже школьники знают радиотехнику.

Этот укор она смягчила улыбкой, показав свои ровные зубы, и неловкость растаяла.

Пойдёмте в столовую, я допью чай и пойду лечить ваш приёмник.

Я охотно последовал за ней.

Я отказался. Антонина Ивановна допила чай, и мы направились ко мне.

Осмотрев повреждение, она насмешливо взглянула на меня и сказала:

Я не буду чинить ваш приёмник.

Я покраснел как варёный рак.

Он пристально посмотрел на меня и решительно двинулся в мою сторону.

Простите, вы не Артемьев?

Да, - ответил я.

Вы знакомы с Ниной… Антониной Герасимовой?

Я видел вас однажды с ней. Я хотел передать ей кое-что о Евгении Палее.

В это время к незнакомцу подъехал автомобиль. Шофёр крикнул:

Скорей, скорей! Опаздываем!

Чернобородый вскочил в машину и, уже отъезжая, крикнул мне.

Передайте - Памир, Кэц…

Автомобиль быстро скрылся за углом.

Увы, у вас характер тюленя! - заключила она.

Она задумалась и, не слушая меня, повторяла, как в бреду:

Памир… Кэц… Памир… Кэц.

Потом кинулась к книжным полкам, достала карту Памира и начала искать Кэц.

Но, конечно, никакого Кэца на карте не было.

Не стану скрывать, я не спал эту ночь, мне было очень тоскливо, а на другой день не пошёл к Тоне.

Но поздно вечером она сама явилась ко мне, приветливая и спокойная, как всегда. Сев на стул, она сказала:

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Шрифт:

100% +

Александр Романович Беляев

Звезда Кэц

Посвящаю памяти Константина Эдуардовича Циолковского

1. Встреча с чернобородым

Кто бы мог подумать, что незначительный случай решит мою судьбу.

В то время я был холост и жил в доме научных работников. В один из весенних ленинградских вечеров я сидел у открытого окна и любовался на деревца сквера, покрытые светло-зеленым молодым пушком. Верхние этажи домов пылали палевыми лучами заката, нижние погружались в синие сумерки. Вдали виднелись зеркало Невы и шпиль Адмиралтейства. Было удивительно хорошо, не хватало только музыки. Мой ламповый радиоприемник испортился. Нежная мелодия, заглушенная стенами, чуть доносилась из соседней квартиры. Я завидовал соседям и в конце концов пришел к мысли, что Антонина Ивановна, моя соседка, без труда могла бы помочь мне наладить радиоприемник. Я не был знаком с этой девушкой, но знал, что она работает ассистентом физико-технического института. При встрече на лестнице мы всегда приветливо раскланивались. Это показалось мне вполне достаточным для того, чтобы обратиться к ней за помощью.

Через минуту я звонил у дверей соседей.

Дверь мне открыла Антонина Ивановна. Это была симпатичная девушка лет двадцати пяти. Ее большие серые глаза, веселые и бодрые, глядели чуть-чуть насмешливо и самоуверенно, а вздернутый нос придавал лицу задорное выражение. На ней было черное суконное платье, очень простое и хорошо облегавшее ее фигуру.

Я почему-то неожиданно смутился и очень торопливо и сбивчиво стал объяснять причину своего прихода.

– В наше время стыдно не знать радиотехники, – шутливо перебила она меня.

– Я биолог, – пробовал оправдаться я.

– Но у нас даже школьники знают радиотехнику.

Этот укор она смягчила улыбкой, показав свои ровные зубы, и неловкость растаяла.

– Пойдемте в столовую, я допью чай и пойду лечить ваш приемник.

Я охотно последовал за ней.

Я отказался. Антонина Ивановна допила чай, и мы направились ко мне.

С необычайной быстротой она разобрала мой приемник. Я любовался ее ловкими руками с длинными, подвижными пальцами. Говорили мы немного. Она очень скоро поправила аппарат и ушла к себе.

Несколько дней я думал только о ней, хотел зайти снова, но без повода не решался. И вот стыдно признаться, но я нарочно испортил свой приемник… И пошел к ней.

Осмотрев повреждение, она насмешливо взглянула на меня и сказала:

– Я не буду чинить ваш приемник.

Я покраснел как вареный рак.

Но на другой день снова пошел – доложить, что приемник мой работает великолепно. И скоро для меня стало жизненной необходимостью видеть Тоню, как я мысленно называл ее.

Она дружески относилась ко мне, по ее мнению, я, видите ли, был только кабинетный ученый, узкий специалист, радиотехники не знал, характер у меня нерешительный, привычки стариковские – сиднем сидеть в своей лаборатории или в кабинете. При каждой встрече она говорила мне много неприятного и советовала переделать характер.

Мое самолюбие было оскорблено. Я даже решил не ходить к ней, но, конечно, не выдержал. Больше того, незаметно для себя я начал переделывать свой характер: стал чаще гулять, пытался заняться спортом, купил лыжи, велосипед и даже пособия по радиотехнике.

Он пристально посмотрел на меня и решительно двинулся в мою сторону.

– Простите, вы не Артемьев?

– Да, – ответил я.

– Вы знакомы с Ниной… Антониной Герасимовой? Я видел вас однажды с ней. Я хотел передать ей кое-что о Евгении Палее.

В это время к незнакомцу подъехал автомобиль. Шофер крикнул:

– Скорей, скорей! Опаздываем!

Чернобородый вскочил в машину и, уже отъезжая, крикнул мне:

– Передайте – Памир, Кэц…

Автомобиль быстро скрылся за углом.

Я вернулся домой в смущении. Кто этот человек? Он знает мою фамилию? Где он видел меня с Тоней или Ниной, как он называл ее? Я перебирал в памяти все встречи, всех знакомых… Этот характерный орлиный нос и острая черная борода должны были запомниться. Но нет, я никогда не видал его раньше… А этот Палей, о котором он говорил? Кто это?

Я пошел к Тоне и рассказал о странной встрече. И вдруг эта уравновешенная девушка страшно разволновалась. Она даже вскрикнула, услыхав имя Палей. Она заставила меня повторить всю сцену встречи, а потом гневно набросилась на меня за то, что я не догадался сесть с этим человеком в автомобиль и не расспросил у него обо всем подробно.

– Увы, у вас характер тюленя! – заключила она.

– Да, – зло ответил я. – Я совсем не похож на героев американских приключенческих фильмов и горжусь этим. Прыгать в машину незнакомого человека… Слуга покорный.

Она задумалась и, не слушая меня, повторяла, как в бреду:

– Памир… Кэц… Памир… Кэц.

Потом кинулась к книжным полкам, достала карту Памира и начала искать Кэц.

Но, конечно, никакого Кэца на карте не было.

– Кэц… Кэц… Если не город, так что же это: маленький кишлак, аул, учреждение?.. Надо узнать, что такое Кэц! – воскликнула она. – Во что бы то ни стало сегодня же или не позже завтрашнего утра…

Я не узнавал Тоню. Сколько неукротимой энергии было скрыто в этой девушке, которая умела так спокойно, методически работать! И все это превращение произвело одно магическое слово – Палей. Я не осмелился спросить у нее, кто он, и постарался поскорее уйти к себе.

Не стану скрывать, я не спал эту ночь, мне было очень тоскливо, а на другой день не пошел к Тоне.

Но поздно вечером она сама явилась ко мне, приветливая и спокойная, как всегда. Сев на стул, она сказала:

– Я узнала, что такое Кэц: это новый город на Памире, еще не нанесенный на карту. Я еду туда завтра, и вы должны ехать со мной. Я этого чернобородого не знаю, вы поможете отыскать его. Ведь это ваша вина, Леонид Васильевич, что вы не узнали фамилию человека, который имеет сведения о Палее.

Я в изумлении вытаращил глаза. Этого еще недоставало. Бросить свою лабораторию, научную работу и ехать на Памир, чтобы искать какого-то Палея!

– Антонина Ивановна, – начал я сухо, – вы, конечно, знаете, что не одно учреждение ждет окончания моих научных опытов. Сейчас я, например, заканчиваю работу по задержке дозревания фруктов. Опыты эти давно велись в Америке и ведутся у нас. Но практические результаты пока невелики. Вы, вероятно, слыхали, что консервные фабрики на юге, перерабатывающие местные фрукты: абрикосы, мандарины, персики, апельсины, айву, – работают с чрезмерной нагрузкой месяц-полтора, а десять-одиннадцать месяцев в году простаивают. И это потому, что фрукты созревают почти одновременно и переработать их сразу невозможно. Поэтому каждый год гибнет чуть ли не девять десятых урожая…

Я посмотрел на Тоню и запнулся. Она не перебивала меня, она умела слушать, но лицо ее все больше мрачнело. На лбу, меж бровей, легла складка, длинные ресницы были опущены. Когда она подняла на меня глаза, я увидел в них презрение.

– Какой ученый-общественник! – сказала она ледяным тоном. – Я тоже еду на Памир по делу, а не как искательница приключений. Мне во что бы то ни стало надо разыскать Палея. Путешествие не продлится долго. И вы еще успеете попасть в Армению к сбору урожая…

Гром и молния! Не мог же я сказать ей, в какое нелепое положение она меня ставит! Ехать с любимой девушкой на поиски неведомого Палея, быть может, моего соперника! Правда, она сказала, что она не искательница приключений и едет по делу. Какое же дело связывает ее с Палеем? Спросить не позволяло самолюбие. Нет, довольно с меня. Любовь мешает работе. Да, да! Раньше я засиживался в лаборатории до позднего вечера, а теперь ухожу, как только пробьет четыре. Я уже хотел еще раз отказаться, но Тоня предупредила меня.

– Вижу, мне придется ехать одной, – сказала она, поднимаясь. – Это осложняет дело, но, может быть, мне удастся найти чернобородого и без вашей помощи. Прощайте, Артемьев. Желаю вам успешного дозревания.

– Послушайте, Антонина Ивановна!.. Тоня!..

Но она уже вышла из комнаты.

Идти за ней? Вернуть? Сказать, что я согласен?.. Нет, нет! Надо выдержать характер. Теперь или никогда.

И я выдерживал характер весь вечер, всю бессонную ночь, все хмурое утро следующего дня. В лаборатории я не мог смотреть на сливы – предмет моих опытов.

Тоня, конечно, поедет одна. Она не остановится ни перед какими трудностями. Что произойдет на Памире, когда она найдет чернобородого и через него Палея? Если бы я сам присутствовал при встрече, мне многое стало бы ясным. Я не поеду с Тоней – это значит разрыв. Недаром, уходя, она сказала «прощайте». Но все же я должен выдержать характер. Теперь или никогда.

Конечно, я не поеду. Но нельзя же быть невежливым – простая любезность требует помочь Тоне собраться в дорогу.

И вот, еще не пробило четырех часов, я уже прыгал через пять ступенек, сбегая с четвертого этажа. Не хуже старого американского киногероя, я вскочил на ходу в троллейбус и помчался домой. Кажется, я даже без стука ворвался в комнату Тони и крикнул:

– Я еду с вами, Антонина Ивановна!

Не знаю, для кого большей неожиданностью было это восклицание – для нее или для меня самого. Кажется, для меня.

Так я был вовлечен в цепь самых невероятных приключений.

2. Демон неукротимости

Я смутно помню наше путешествие от Ленинграда до таинственного Кэца. Я был слишком взволнован своей неожиданной поездкой, смущен собственным поведением, подавлен Тониной энергией.

Тоня не хотела терять ни одного лишнего дня и составила маршрут путешествия, использовав все быстрые современные средства сообщения.

От Ленинграда до Москвы мы летели на аэроплане. Над Валдайской возвышенностью нас здорово потрепало, а так как я не выношу ни морской, ни воздушной качки, мне стало плохо. Тоня заботливо ухаживала за мной. В пути она стала ко мне относиться тепло и ровно – словом, переменилась к лучшему. Я все больше изумлялся: сколько сил, женской ласки, заботливости у этой девушки! Перед путешествием она работала больше меня, но на ней это совершенно не отразилось. Она была весела и часто напевала какие-то песенки.

В Москве мы пересели на полуреактивный стратоплан Циолковского, совершающий прямые рейсы Москва – Ташкент.

Эта машина летела с бешеной скоростью. Три металлические сигары соединены боками, снабжены хвостовым оперением и покрыты одним крылом – таков внешний вид стратоплана. Тоня немедленно ознакомилась с его устройством и объяснила мне, что пассажиры и пилоты помещаются в левом боковом корпусе, в правом – горючее, а в среднем – воздушный винт, сжиматель воздуха, двигатель и холодильник; что самолет движется силой воздушного винта и отдачею продуктов горения. Она говорила еще о каких-то интересных подробностях, но я слушал рассеянно, новизна впечатлений подавляла меня. Помню, мы зашли в герметически закрывающуюся кабину и уселись на очень мягкие кресла. Самолет побежал по рельсам, набрал скорость – сто метров в секунду – и поднялся на воздух. Мы летели на огромной высоте, – быть может, за пределами тропосферы – со скоростью тысячи километров в час. И говорят – эта скорость не предельная.

Не успел я как следует усесться, а мы уже оставили позади пределы РСФСР. За облачным покровом земли не было видно. Когда облака начали редеть, я увидел глубоко под нами сероватую поверхность. Она казалась углубленной в центре и приподнятой к горизонту, словно опрокинутый серый купол.

– Киргизские степи, – сказала Тоня.

– Уже? Вот это скорость!

Такой полет мог удовлетворить даже нетерпение Тони.

Впереди блеснуло Аральское море. И в кабине говорили уже не о Москве, которую только что покинули, а о Ташкенте, Андижане, Коканде.

Ташкента я не успел рассмотреть. Мы молниеносно снизились на аэродроме и уже через минуту мчались на автомобиле к вокзалу сверхскорого реактивного поезда – того же Циолковского. Этот первый реактивный поезд Ташкент – Андижан по скорости не уступал стратоплану.

Я увидел длинный, обтекаемой формы вагон без колес. Дно вагона лежало на бетонном полотне, возвышающемся над почвой. С обеих сторон вагона имелись закраины, заходящие за бока полотна. Они придавали устойчивость на закруглениях пути.

Я узнал, что в этом поезде воздух накачивается под днище вагона и по особым щелям прогоняется назад. Таким образом, вагон летит на тончайшем слое воздуха. Трение сведено до минимума. Движение достигается отбрасыванием назад воздушной струи, и вагон развивает такую скорость, что с разгона без мостов перепрыгивает небольшие реки.

Я опасливо поежился, сел в вагон, и мы двинулись в путь.

Скорость «езды-полета» была действительно грандиозна. За окнами ландшафт сливался в желтовато-серые полосы. Только голубое небо казалось обычным, но белые облака бежали назад с необыкновенной резвостью. Признаюсь, несмотря на все удобства этого нового способа передвижения, я не мог дождаться конца нашего короткого путешествия. Но вот под нами сверкнула река, и мы мигом перескочили ее без моста. Я вскрикнул и невольно поднялся. Видя такую отсталость и провинциальность, все пассажиры громко рассмеялись. А Тоня восторженно захлопала в ладоши.

– Вот это мне нравится! Это настоящая езда! – говорила она.

Я тоскливо заглядывал в окно: когда же кончится это мутное мелькание?

В Андижане я запросил пощады. Надо же немного передохнуть после всех этих сверхскоростных передряг. Но Тоня и слушать не хотела. Ее обуял демон неукротимости.

– Вы испортите мне весь график. У меня согласовано все до одной минуты.

И мы вновь как одержимые помчались на аэродром.

Путь от Андижана до Оша мы пролетели на обыкновенном аэроплане. Его совсем немалую скорость – четыреста пятьдесят километров в час – Тоня считала черепашьей. На беду, мотор закапризничал, и мы сделали вынужденную посадку. Пока бортмеханик возился с мотором, я вышел из кабины и растянулся на песке. Но песок был невыносимо горячий. Солнце палило немилосердно, и мне пришлось убраться в душную кабину.

Обливаясь потом, я проклинал в душе наше путешествие и мечтал о ленинградском мелком дождике.

Тоня нервничала, боясь опоздать в Оше к отлету дирижабля. На мое несчастье, мы не опоздали и прилетели на аэродром за полчаса до отлета дирижабля. Этот металлический гигант из гофрированной стали должен был нас доставить в город Кэц. Мы добежали до причальной мачты, быстро поднялись на лифте и вошли в гондолу.

Путешествие на дирижабле оставило самое приятное воспоминание. Каюты гондолы охлаждались и хорошо вентилировались. Скорость – всего двести двадцать километров в час. Ни качки, ни тряски и полное отсутствие пыли. Мы хорошо пообедали в уютной кают-компании. За столом слышались новые слова: Алай, Кара-Куль, Хорог.

Памир с высоты произвел на меня довольно мрачное впечатление. Недаром эту «крышу мира» называют «подножием смерти». Ледяные реки, горы, ущелья, морены, снежные стены, увенчанные черными каменными зубцами, – траурный наряд гор. И лишь глубоко внизу – зеленые пастбища.

Какой-то пассажир-альпинист, указывая на покрытые зеленоватым льдом горы, объяснял Тоне:

– Вот это гладкий ледник, это игольчатый, вон там бугристый, дальше волнообразный, ступенчатый…

Внезапно сверкнула гладь озера…

– Кара-Куль. Высота три тысячи девятьсот девяносто метров над уровнем моря, – сказал альпинист.

– Посмотрите, посмотрите! – окликает меня Тоня.

Смотрю. Озеро как озеро. Блестит. А Тоня восхищается.

– Какая красота!

– Да, блестящее озеро, – говорю я, чтоб не обидеть Тоню.

3. Я становлюсь сыщиком

Но вот мы идем на посадку. Я вижу с дирижабля общий вид города. Он расположен в очень длинной, узкой высокогорной долине меж снеговых вершин. Долина имеет почти прямое направление с запада на восток. Возле самого города она расширяется. У южного края ее находится большое горное озеро. Альпинист говорит, что оно очень глубокое.

Сотни две домов сверкают плоскими металлическими крышами. Большинство крыш белые, как алюминий, но есть и темные. На северном склоне горы стоит большое здание с куполом – вероятно, обсерватория. За жилыми домами фабричные корпуса.

Наш аэродром расположен в западной стороне города, в восточной лежит какой-то удивительный железнодорожный путь – с очень широкой колеей. Он идет до самого края долины и там, по-видимому, обрывается.

Наконец-то земля.

Мы едем в гостиницу. Я отказываюсь осматривать город: устал с дороги, и Тоня милостиво отпускает меня на отдых. Сняв ботинки, я ложусь отдохнуть на широкий диван. Какое блаженство! В голове еще шумят моторы всяческих быстроходов, глаза слипаются. Ну, уж теперь-то я отдохну на славу!

Как будто кто-то в дверь стучит. Или это еще гремят в голове моторы… Стучат в самом деле. Как некстати.

– Войдите! – сердито кричу я и вскакиваю с дивана.

Появляется Тоня. Она, кажется, задалась целью извести меня.

– Ну, как отдохнули? Идемте, – говорит она.

– Куда идемте? Почему идемте? – громко спрашиваю я.

– Как куда? Зачем же мы приехали сюда?

Ну да. Искать человека с черной бородой. Понятно… Но уже вечер, и лучше заняться поисками с утра. Впрочем, протестовать бесполезно. Я молча натягиваю на плечи легкое ленинградское пальто, но Тоня заботливо предупреждает меня:

– Наденьте шубу. Не забывайте, что мы на высоте нескольких тысяч метров, а солнце уже зашло.

Надеваю шубу, и мы выходим на улицу.

Я вдыхаю морозный воздух и чувствую, что мне дышать трудно. Тоня замечает, как я «зеваю», и говорит:

– Вы не привыкли к разреженному горному воздуху. Ничего, это скоро пройдет.

– Странно, что я в гостинице не чувствовал этого, – удивляюсь я.

– А в гостинице воздух искусственно сгущен компрессором, – говорит Тоня, – не все переносят горный воздух. Некоторые совсем не выходят на улицу, и с ними консультируются на дому.

– Как жаль, что эта льгота не распространяется на специалистов по разыскиванию черных бород! – невесело сострил я.

Мы шли по улицам чистенького, хорошо освещенного города. Здесь была самая гладкая и самая прочная в мире мостовая – из природного выровненного и отшлифованного гранита. Мостовая-монолит.

Нам часто встречались чернобородые: видимо, среди населения было много южан.

Тоня ежеминутно дергала меня за рукав и спрашивала:

– Это не он?

Я сумрачно качал головой. Незаметно мы дошли до берега озера.

Вдруг раздался вой сирены. Эхо отдалось в горах, и разбуженные горы откликнулись унылыми завываниями. Получился леденящий душу концерт.

Берега озера осветились яркими фонарями, и озеро вспыхнуло, как зеркало в алмазной оправе. Вслед за фонарями зажглись десятки мощных прожекторов, устремив свои голубые лучи в синеву безоблачного вечернего неба. Сирена умолкла. Затихло и эхо в горах. Но город встрепенулся.

По озеру вдоль берега забегали быстроходные катера и глиссеры. Толпы народа стекались к озеру.

Однажды мне показалось, что я увидел чернобородого незнакомца. Только я хотел сказать об этом Тоне, как вдруг она воскликнула:

– Смотрите, смотрите! – и показала на небо.

Мы увидели золотую звездочку, приближавшуюся к земле. Толпа стихла. В наступившей тишине послышался отдаленный гром. Гром с безоблачного неба! Горы подхватили этот рокот и ответили глухой канонадой. Гром нарастал с каждой секундой, и звездочка все увеличивалась. Позади нее ясно обозначилась темная дымка, и скоро звездочка превратилась в сигарообразное тело с плавниками. Это мог быть только межпланетный корабль. В толпе слышались восклицания:

– Кэц-семь!

– Нет, Кэц-пять!

Ракета вдруг описала небольшой круг и перевернулась кормой вниз. Пламя вырвалось из дюз, и она все медленнее стала снижаться к озеру. Длина ее намного превышала длину самого большого паровоза. И весила она, наверное, не меньше.

И вот эта тяжелая громадина, не долетая до поверхности воды нескольких десятков метров, как бы повисла в воздухе: сила взрывающихся газов поддерживала ее в висячем положении. Отбросы газов рябили и волновали поверхность воды. Клубы дыма расстилались по озеру.

Затем стальная сигара стала едва заметно опускаться и скоро кормой коснулась воды. Вода забурлила, заклокотала, зашипела. Пар окутал ракету. Взрывы прекратились. Среди пара и дыма показался верхний острый конец ракеты и опустился вниз. Тяжелый всплеск воды. Большая волна, качая на своем гребне катера и глиссеры, пошла по озеру. Ракеты не было видно. Но вот она блеснула в лучах прожектора и закачалась на поверхности воды.

Толпа дружными криками приветствовала благополучный спуск. Флотилия катеров набросилась на плавающую ракету, как косатки на кита. Маленький черный катер взял ее на буксир и отвел в гавань. Два мощных трактора вытащили ее по специальному мосту на берег. Наконец открылся люк, и из ракеты вышли межпланетные путешественники.

Первый из них, как только вышел, начал громко чихать. Из толпы послышался смех и восклицания: «Будьте здоровы!»

– Каждый раз такая история, – сказал прилетевший с неба. – Как только попаду на землю – насморк, кашель.

Я с любопытством и уважением смотрел на человека, который побывал в бесконечных просторах неба. Есть же такие смельчаки! Я ни за что не решился бы полететь на ракете.

Прибывших встречали радостно, без конца расспрашивали, пожимали руки. Но вот они сели в автомобиль и уехали. Толпа быстро поредела. Огни погасли. Я вдруг почувствовал, как окоченели мои ноги. Меня знобило и поташнивало.

– Вы совсем посинели, – сжалилась наконец Тоня. – Идемте домой.

В вестибюле гостиницы меня встретил толстенький лысый человек. Покачав головой, он сказал:

– А вы плохо переносите, молодой человек, горы.

– Замерз, – ответил я.

В уютной столовой мы разговорились с толстеньким человеком, который оказался врачом. Прихлебывая горячий чай, я расспрашивал его, почему их город и прилетевшая ракета называются Кэц.

– И Звезда также, – отвечал доктор. – Звезда Кэц. Слыхали? В ней-то, собственно, все дело. Она создала этот город. А почему Кэц? Неужто не догадываетесь? Чьей системы был стратоплан, на котором вы сюда летели?

– Кажется, Циолковского, – ответил я.

– Кажется… – неодобрительно сказал доктор. – Не кажется, а так оно и есть. Ракета, которую вы видели, тоже по его плану сделана, и Звезда тоже. Вот почему и Кэц: Константин Эдуардович Циолковский. Понятно?

– Понятно, – ответил я. – А что это за Звезда Кэц?

– Искусственный спутник Земли. Надземная станция-лаборатория и ракетодром для ракет дальнего межпланетного сообщения.